Пес Господень

Внутренние створы двенадцатого городского шлюза были открыты уже больше двух минут, а Ромэны с ее ребятами все еще не было. Высокий мужчина, стоявший в тени огромной колонны справа от распахнутого шлюза, явно нервничал.
«Где же ты?… Неужели они добрались до тебя раньше?…» Пальцы его рук, облаченные в силикон-перчатки, то и дело касались консоли управления шлюзом. Он ждал, что вот из-под дальней транспортной протоки появятся двадцать нищенских фигурок с каким-нибудь скарбом в руках… Беженцы. А во главе этой цепочки будет она. Красивая, гордая и невероятно желанная…
«Ромэна… Где же ты, Ромэна… Маленький чертенок…»
Мужчина посмотрел на таймер. 2 минуты 14 секунд. В любое мгновение включится сигнализация, и здесь появятся легаты. Шлюзы не должны быть открыты. В Городе Вечный Священный Карантин.
Вот какая-то тень мелькнула на стене у транспортного монорельса. В неверном свете технических ламп было не ясно – принадлежала ли теневая фигура на стене беженцу, легату Церкви или какому-нибудь бездомному псу.
«Какому-нибудь другому бездомному псу», подумалось мужчине. Он судорожно вздохнул. Холодный пот, казалось, струился по его спине. Он сам, облаченный в черную рясу, расшитую золотыми листьями, готов был упасть в обморок – что он делает здесь?! Отцу Дорлану пришлось самому прийти сюда, на нижний уровень Города. Несмотря на все влияние священника, как старшего легата, среди его слуг и подчиненных прелатов не нашлось бы ни одного, кому можно было бы доверить это дело.
Ромэну надо было спасти.

Дорлан вновь и вновь возвращался в мыслях ко вчерашнему дню, когда на третьем уровне «Святой Детской Управы» впервые увидел Ромэну. Двое приставов привели худенькую и оборванную девочку в тускло освещенный кабинет Дорлана, и толчком в спину бросили ее перед Дорланом на пол.
- Ну, кто это тут у нас? – старший легат оторвал свой взгляд от монитора и повернул благородное лицо к стоящей на коленях девчонке. На ее запачканное тельце было надето что-то невнятно-пыльное. Приставы синхронно, словно сговорившись, похлопали в ладоши, как будто стряхивая с них грязь. Дорлан поморщился.
Девочка встала, ее руки были замкнуты наручниками за спиной, горделиво подняла голову и, посмотрев мимо легата, промолвила:
- Не твое собачье дело, ты, кардинальский пес…
Дорлан смерил девчонку взглядом и усмехнулся. На вид ей было лет тринадцать, не больше, хотя голос она старалась сделать ниже. Тело только начало терять подростковую угловатость и приобретать налет легкой девственной нежности. Под полупрозрачной кожей на шее тонко и часто билась ниточка венки. Что-то в ее профиле заинтересовало Дорлана. Его бровь изящно приподнялась.
- Оставьте нас, - бросил он приставам. Те равнодушно повернулись и, чуть столкнувшись в проходе, удалились. Дверь с легким шипением встала на место, и Дорлан заблокировал ее с пульта своего терминала. Поднялся, стол автоматически разъехался в стороны, освобождая легату выход. Дорлан обошел свою пленницу раз, потом еще. Остановившись прямо перед ней, он скрестил руки на груди:
- Ты находишься в Святой Обители пред лицом прелата! Повторяю вопрос. Кто ты и как попала в Верхний город?
Протяжно шмыгнув носоглоткой, девчонка плюнула в Дорлана. Вернее попыталась. Быстрый взгляд в сторону из-под прикрытых век священника, и плевок устремился к стене.

Пленница что-то гневно пробормотала. Глаза Дорлана широко распахнулись, взмах руки, облаченной в силикожу, звонкая пощечина, и девчонка отлетела в угол. Ударилась она, судя по выступившим слезам, сильно, только не проронила ни звука. Прислонившись к стене, она медленно встала и снова уперла взгляд ненавидящих глаз перед собой.
Легат потер ушибленную руку, посмотрел на распятие, что висело над дверью, осенил себя знамением. Затем с кроткой улыбкой убийцы посмотрел на девчонку, что стояла в углу:
- Не хочешь беседовать по-человечески, дрянь, будешь говорить с Господом лично. – На этих словах его рука стремительно взметнулась в сторону пленницы, и она, через мгновение, потеряла сознание. Как это показалось ей…
На самом же деле, ее безвольное тело, окутанное невидимыми разрядами эмиссионных волн, рухнуло на металлический пол кабинета, глаза закатились, изо рта пошла пена. Потом ее стали бить конвульсии. Дорлан же в это время стоял посреди комнаты, воздев одну руку к распятию, а другой продолжал удерживать девушку в псионическом плену. Его глаза были закрыты, губы чуть шевелились – казалось, легат молится. В тишине кабинета было лишь слышно мерное постукивание локтей и затылка девчонки о пол и стены, когда очередная конвульсия пробивала навылет ее тело.
Внезапно руки Дорлана опустились, глаза его приоткрылись и взглянули на девочку, тело которой медленно оседало на пол по мере того, как расправлялся выгнутый судорогой позвоночник. На ее чумазом личике прочертили себе сверкающие полоски две слезинки, от внешних уголков глаз до черных кудрей висков. Одна слезинка была розовой.
Легат подошел к безвольно лежащей девушке, присел на корточки, отчего полы его сутаны распахнулись, и, проведя рукой по ее лицу, внимательно посмотрел на нее.
- Ромэна Аделаида, графиня Кеани… Что привело вас на нижние уровни? Почему вы, происходя из столь благородной семьи и обладая всеми благами Верхнего Города, стали еретичкой?..
Дорлан говорил как бы с самим собой, очень тихо… Его псионических способностей не хватило на большее, чем вычленить из разума девочки ее имя и пару картинок из ее прошлого. Мешался какой-то блок… Но уже этого было достаточно, чтобы разорвалась бомба скандала. Еретиков в Городе не жалели, а еретиков-аристократов Церковь изводила с особой жестокостью, стирая их разум и делая из них полурастения-полуживотных, способных лишь на «украшение» улиц Города. В Назидание.
Дорлан говорил тихо – никто не должен был слышать его. Вдруг девушка отмахнула его руку в сторону и взглянула на него. Левый глаз был красным от лопнувших капиляров.
- Ты же им не скажешь… Отче…
Дорлан улыбнулся. Конечно же, он скажет, он же клялся в верности Кардиналу Города, Папскому Престолу, всей Церкви. Он не мог не сказать. Он давал обет… Уже завтра от этой девочки останется только воспоминание, а тело ее будет «произрастать» на какой-нибудь аллее в одном из многочисленных парков резиденции Кардинала.
Взгляд подростка, маленькой графини-еретички, сверкнул бесовскими искрами. Ее ручка скользнула под сутану легата.
- Ты не скажешь, правда?
Другой рукой она притянула голову Дорлана к себе, их губы соединились.
«Господи, прости… Конечно же я скажу… Вот только узнаю, что заставило ее спуститься в нижний город…»

Церковь всегда пыталась понять, почему люди отворачиваются от лика Бога… Тем более дворяне. Ведь они сразу, от рождения, получали индульгенцию почти на все. Они могли делать с миром, а в особенности, со своими слугами все что угодно. Они могли все. Аристократам, или, как их называл Святой Престол – Избранникам Божьим, Старшим  Детям Его, необходимо было выполнять всего два правила – не отворачиваться от Церкви и немного платить ей. Совсем немного по меркам дворянских доходов.
Вот и он, Отец Дорлан, носивший одну из благородных фамилий, не только был верен Церкви, но и принял рукоположение, сан, пред этим отплатив «долг жизни» десятью годами в черном монашестве, и к сорока дослужился до старшего легата, священника-псионика, верного слуги Святого Престола. Жизнь раскинулась перед ним, она была простой и понятной – служи Господу, искореняй врагов Его, борись с еретиками и путь к сердцу Его тебе обеспечен.
Но зачем же он сейчас стоит близ шлюза и ждет эту отступницу, эту чертовку, эту женщину, для которой он стал первым, ждет, чтобы отпустить ее и еще нескольких перебежчиков из Города, из под контроля Церкви. Отпустить, так и не поняв, что движет ей? Стоит здесь, открыв шлюз, нарушив Священный Карантин. Зачем он позволил ей себя уговорить? Что движет им? И где эта чертовка Ромэна?!
Господи, прости…

- Отче? – ее голос, теперь мягкий и нежный, прозвучал сзади.
Дорлан резко повернулся. Она стояла перед ним. Красивая, гордая и такая желанная. Он даже не сразу понял – что в ней изменилось. Он смотрел в ее глаза, в которых прыгали искорки тысяч чертенят. Она тоже хотела его. Бесспорно. Конечно же, ведь он был ее первым мужчиной. Он не обратил внимания на платье монахини, плотно облегающей ее тельце.
Вой сирены как плеть ударил по слуху. Из ее глаз потекли слезы. За ревом тревоги Дорлан скорее не услышал, а прочел по губам: «Прости…».
И тут его разум захлестнула боль. Он сопротивлялся пси-захвату, но не долго. Он потерял сознание.
Как это показалось ему…

Волгоград, 21-23 июня 2005 г.